«Вам, верно, м-м, непривычно, м-м, спать в настоящей постели, а не под, э-э… звездами?» Или: «Эти предметы, м-м… носят названия соответственно… „ножи“ и, м-м, „вилки“». Или: «Эта… м-м, зелень, которой посыпают омлет, должно быть, петрушка, м-м, как вы полагаете?»
Но поскольку во время еды новый аркканцлер никогда никого не слушал, а Сдумс не замечал, что не получает ответа, они вполне ладили друг с другом.
Впрочем, у казначея хватало других забот.
Алхимики, например. Алхимикам доверять нельзя. Очень уж они ревностно относятся к своему делу.
Бддыщщ.
Однако это был последний взрыв. Все последующие дни текли абсолютно спокойно, не отмеченные чередой взрывов. Город вновь угомонился, что с его стороны было верхом глупости.
Только казначей упустил из виду простую вещь: отсутствие взрывов вовсе не означает, что алхимики забросили свои занятия. Наоборот, это означает, что они двинулись в верном направлении.
Стояла полночь. Прибой с грохотом обрушивался на прибрежный песок и фосфорически светился в ночи. Однако у древнего холма шум его звучал приглушенно, точно прибой тонул в складках бархата.
Яма в песке сильно увеличилась.
Если приложиться к ней ухом, могло показаться, что слышишь аплодисменты.
Ночь все еще была в самом разгаре. Полная луна скользила над дымами и испарениями Анк-Морпорка, немало радуясь тому, что отделена от города несколькими тысячами небесных миль.
Здание Гильдии Алхимиков было новым. Впрочем, новизна его была непреходящей. За последние два года здание четырежды разрушалось до основания и четырежды отстраивалось заново. В последний раз его решили отстроить без лекционно-демонстрационной аудитории — в надежде на то, что это благотворно отразится на его судьбе.
В ту ночь в Гильдию вошли, таясь и озираясь, несколько плотно закутанных фигур. Спустя несколько минут свет в окнах верхнего этажа сначала померк, а потом и вовсе исчез.
Хотя нет, исчез, но не вовсе.
Ибо что-то там происходило. В окне на короткий миг возникло странное мерцание. Вслед за тем раздались нестройные ликующие крики.
И послышался шум. На сей раз не взрыв, а странное механическое урчание — словно кот благодушествует на дне жестяного бака.
Оно звучало примерно так: кликакликакли-каклика… клик.
Звук длился несколько минут под несмолкаемые выражения восторга. После чего чей-то голос сказал:
— Ну вот, собственно, и все.
— Что значит «все»? — спросил на другое утро патриций Анк-Морпорка.
Стоящий перед ним человек дрожал от страха.
— Не могу знать, сиятельнейший, — ответил он. — Меня туда не впустили. Заставили ждать под дверью.
Он нервно переплел пальцы. Взгляд патриция пригвоздил его к месту. Патриций знал силу своего взгляда. Взглядом он умел заставить людей говорить дальше, когда тем казалось, что они сказали все, абсолютно все.
Только сам патриций знал, сколько у него шпионов в городе. Этот был слугой в Гильдии Алхимиков. Однажды он имел несчастье предстать перед патрицием по обвинению в предумышленной медлительности и тут же добровольно пожелал сделаться шпионом.
— Это все, сиятельнейший, — плачущим голосом повторил он. — Заметил только постукивание, мигание, свечение под дверью. А еще они говорили, что здешний дневной свет не годится.
— Не годится? Как это?
— Не знаю, ваша светлость. Просто сказали: не годится, мол. Надо, мол, перебраться туда, где он лучше. А потом мне велели принести поесть.
Патриций зевнул. Было что-то неимоверно скучное в дурачествах алхимиков.
— Вот, значит, как… — промолвил он.
— Только они поужинали всего за пятнадцать минут до того, — вдруг выпалил слуга.
— Наверное, то, что они делали, вызывает голод, — заметил патриций.
— Да, а кухня была уже заперта на ночь, так что мне пришлось пойти и купить лоток горячих сосисок в тесте у Себя-Режу Достабля.
— Ага… — Патриций перевел взгляд на свои бумаги. — Спасибо. Можешь идти.
— Но вот что самое странное, сиятельнейший. Им понравились его сосиски! Клянусь, что понравились!
Уже то, что алхимики имели свою Гильдию, было само по себе достойно удивления. Волшебники проявляют к взаимодействию столь же мизерную склонность, однако по природе своей они склонны к иерархии и соперничеству. Им нужна организация. Что за радость быть волшебником седьмого уровня, если не смотреть сверху вниз на другие шесть и не стремиться к уровню восьмому? Обязательно должны существовать волшебники, которых ненавидишь, и волшебники, которых презираешь.
Однако каждый алхимик — это затворник-одиночка. Он трудится в темных комнатах или потайных подвалах только ради того, чтобы добыть вожделенный куш — Философский Камень или Эликсир Жизни. Как правило, все алхимики — это худые, красноглазые люди с бородками, которые на вид даже и не бородки вовсе, а средоточие отдельных волосков, льнущих друг к другу в поисках защиты и поддержки. Кроме того, лицам алхимиков свойственно то неопределенное, не от мира сего выражение, что появляется у людей, проводящих чересчур много времени рядом с кипящей ртутью.
Неверно утверждать, что алхимики ненавидят других алхимиков. Зачастую они даже не замечают их. Или принимают за моржей.
И потому их крошечная, всеми презираемая, Гильдия никогда не стремилась занять такое же высокое положение, как, скажем, Гильдия Воров, Гильдия Попрошаек или Гильдия Убийц, а вместо этого посвятила себя помощи вдовам и семьям тех алхимиков, что слишком беззаботно обходились с тем же цианистым калием или извлекли из некой весьма интересной плесени эссенцию, выпили полученное в результате опыта, а потом отправились на крышу порезвиться с фейками. Хотя вдов и сирот было не так уж много — алхимикам трудно подолгу общаться с людьми, и если кто-то из них женится, то лишь затем, чтобы было кого оставить присматривать за тиглями.